royalhall's member
Работы в альманахах "Ad Astra" разбиты на циклы.
Мои работы, во всяком случае.
Цикличность жизни - поражает.
Мои работы, во всяком случае.
Цикличность жизни - поражает.
Их было три. Цикла. По крайней мере тех работ, которые я смогла в них выделить. Очень много просто безымянных. Я никогда не знала своего стиля и, скорее всего, не смогу никогда выделиться во что-то одно, но это все мое: от перых строк, до последних точек. Со многим я сейчас уже могу поспорить, многое рука и разум тянутся дополнить, но я не трогаю стержень работ - никогда. Мелкие поправки никогда не рушат первоначального. Это история. А я - историк и обязана ее хранить. )
Три цикла. Три года. Два альманаха.
**Души Спасенных** ~2006г.
Странник, закончивший путь, и звезда, упавшая с небес.
[души спасенных]
[души спасенных]
Ему незачем было идти дальше. У него было все, а чего не было - он давно упустил. Он остановился, считая, что спешить некуда, потому что он прошел путь, по которому шел. Возможно, где-то был пропущен важный поворот, но оборачиваться и идти на поиски обратно ему тоже не хотелось. И это был тупик.
Его звали N.
Он упал в несвое кресло. Это было кресло D, но он не смог пройти дальше и упасть, как обычно, на несвой диван. Вообще, вся эта двухкомнатная квартирка была не его, это была квартира D, но здесь он чувствовал себя более уместным. Ему ничего не хотелось, поэтому он даже глаз прикрыть не смог.
D вернулась с чашкой растворимого кофе в руках – она была человек энергичный, поэтому зернового пойла не пила, и у нее даже кофемолки не было. Она сильно отличалась от него, но вместе они могли быть часами, проводя бессонные ночи за такими вот чашками растворимого пойла.
Ей было 26. Ему было 29. Она была женщина, а он – мужчина. Но, пройдя через все вихри человеческих страстей, они остались простыми друзьями – когда можно смеяться и плакать, шуметь и молчать.
— Может ванну? — коротко спросила она, поставив чашку кофе на стол перед ним.
Он не мог ответить – он устал, и лишь удосужился коротко качнуть головой из стороны в сторону.
D кивнула. Она заметила. В последнее время он часто бежал к ней из своего особняка в пригороде. Она понимала. Он запутался.
Ему было 29. Два месяца назад он за день до похода к алтарю разошелся с невестой, потому что вдруг понял, что не любит. Потому что вдруг понял, что не хочет. Он точно узнал в ней не ту. Он будто очнулся ото сна в тот день – как, почему он дошел до свадьбы, N не понимал. Он заблудился.
— Как съемки? — снова коротко спросила D.
Она знала и видела, что он устал, но она боялась тишины внутри, как себя, так и его. Только мертвые пусты.
Он хотел ответить, что с работой все хорошо, но понял, что солжет. Ему даже этого не хотелось. Съемки прошли никак.
Ему было 29 лет. Он был отличным актером. За плечами был большой опыт работы. Он был успешным, и мог позволить купить себе замок где-нибудь в горах Европы. У него было все, но не было ничего. Он растерял все важное по дороге.
Он заставил себя перевести взгляд на D. Она села на диван и укутала ноги пледом – ей было холодно. Она не смотрела на него. Она боялась его уставших глаз. Он понимал это.
А она не понимала его усталости. Она не помнила себя такой уставшей. Но она начинала понимать, что устает. Она боялась пляски такой однообразности. Она спасалась им. Он был не похож на нее, и ей это нравилось. Она боялась узнать его до конца – ее привлекали тайны. Но он становился другим. D рисковала заблудиться вслед за ним.
Ей было 26 лет. Она была хорошей, но мало кому известной певицей. Даже те, кто поверил ее голосу, редко знали ее в лицо. Она ведь пела на затемненной сцене маленького ресторанчика. Маленького, но только потому, что гурманам не нужны большие залы. Она жила в песнях. Она прошла через многое. Но она была напугана тем, как затянулась ее жизнь. Песни стали работой.
N долго смотрел на нее. Он плохо знал ее. Но доверял и верил ей. Она казалась ему далекой звездой с небес. Только на них ему и оставалось смотреть.
Ей было 26. Она была сиротой, вскормленной руками чужих. Она сторонилась людей. Она боялась многого. Но она была мужественной. Ей казалось, что мир не для нее. Она в нем и не жила раньше, да и не жила сейчас. Ее домом были облака, которые она потеряла. Оставалось лишь вспоминать о радуге, царившей когда-то в ее доме.
А он был другим. Земным. Он был чужим. Но родным. Покой и усталость против ее разнообразия и пестроты.
Ее звали D.
Она решилась посмотреть ему в глаза. Две пропасти, в которых заблудилась душа. Два зеркала, в которых она видела отражение своих глаз - радужных от воспоминаний пестрых небес.
N тоже смотрел на нее. И видел слезы. Они искрились и переливались. Ему не хватало этого света, и он окунулся в него, пытаясь заглушить усталость и темноту. Он искал. Он нашел.
Она падала в пропасть его души. Она погружалась в серые водопады, ощущая тепло и спокойствие. Но она трепетала. Она искала. Она нашла.
Им было уютно в глазах друг друга. И они растворились там.
Она упокоилась в ладонях его усталости…
Он держал в руках звезду, упавшую с пестрых небес…
Они искали.
В конце…
Они нашли начало пути
к горизонтам новых Небес.
В конце…
Они нашли начало пути
к горизонтам новых Небес.
**Парадоксы** ~2007г.
Футляр
[парадоксы]
[парадоксы]
Безумие. Как душно! И не то, чтобы ветер дул горячий да гонял в воздухе влагу, а что-то внутри меня трещало, как сухое дерево в костре, и наполняло разум белесым паром. Даже бисеринки пота, казалось, моментом испарялись с лица. Дышалось тяжело, поэтому приходилось глотать много воздуха, чтобы хоть как-то удержать сознание, запутанное в мареве горящего волнением сердца.
Я стояла на пустой окраине города: за спиной – жилые массивы, впереди – холмистая пустошь, тут и там захламленная мусором. В ноги уткнулась кочующая по ветру скомканная газета. В нос ударил запах жары и пыли… Странно, что я не чувствую аромата степи, она ведь не так далеко. Она, открытая и безмерная пустошь, не эта скомканная панорама, а бездонный ветер, разгоняющий остатки весенних веяний.
Что я тут делаю? Зачем стою и задыхаюсь в собственном пожаре, раздутом лишь от мысли о таком вольном ветре? Мне никогда не найти той пустоши, где он рождается, в которой свободно дышится и думается. То, что другие называют реальностью, воспитало меня вдалеке от свободы, в бесконечности от безграничной пустоты. Каждый день и час мои мысли песком осыпаются мне под ноги, заполняя тесную коробку существования. Мои ноги вязнут в мокром от слез песке и отказываются сопротивляться его массе дальше. И я задыхаюсь… но смеюсь. Я всегда смеюсь над собой и тем, как мне приходится существовать. У меня глупая и смешная реальность.
Я живу в коробке, стены которой оклеены фотографиями людей, вырезками из газет, пестрящих лицами и буквами, исписаны моими воспоминаниями из линий цветных фломастеров, вокруг громоздятся колонны книг, в углу – что-то бормочет телевизор. И всюду мокрый песок. Лишь над головой – синяя пустота…
Когда я была маленькой, и когда песка было меньше, а стены коробки были не такими пестрыми, я часто удивлялась этой пустоте над головой. Я часто мечтала о такой пустоте в своей жизни. Там ведь все не так, все по-своему, все по-другому! Я думала: там весело и беззаботно, несерьезно и легко. Именно так я представляла себе свободу тогда…
Ха-ха! Так вот когда моя реальность начала становиться глупой и смешной. Ведь именно с тех пор я пыталась всячески пустоту поместить в свою маленькую коробченку. И вот чего я достигла…
Моя реальность стала беззаботной и легкой. Несложной… скучной. Как я жалею об этом! Не знаю, как следовало поступить когда-то; знаю, что жалеть о чем-то – глупо, но жалею!..
Безумие. Как же душно! И эта скомканная газета под ногами!.. Ужасный запах жары и пыли бьет в нос…
Вот я. Стою на расстоянии вытянутой руки от края своей картонной коробки. Вот я, стою и хочу попасть за этот край. Но что я там? Я задыхаюсь. Вот она. Пустошь; та, которая казалась мне недосягаемой, но оказалась так близко, так рядом! Не мираж ли, не обман?..
Конечно обман. Умелая ловушка, я же знаю. Как их много было в моей прошлой реальности! Они везде, ловушки, одинаковые. Подлые. Я ведь все так же по колено в тяжелом песке и не могу шевельнуться, куда не глянь – пестрые стены, прислушайся – гулкое эхо телевизора, вздохни – аромат жары и пыли. Если бесконечность и свобода так близки, то почему все так?! Почему не иначе?..
Да, там – это подлая ловушка, я знаю, а здесь…
…Это моя реальность. Я так долго любила ее и строила. И пусть она – оковы, я создала каждую песчинку, пролила каждую слезу для нее сама! Я тут. Вот она я, там, где быть и должна. А выше? Пустота? Я лишь боюсь того, что в ней…
Я никогда не дышала свежестью весны, никогда не отпускала свой взгляд дальше картонных стен, никогда не слышала облаков. Я еле дышу тут, а что же будет, когда мне в лицо бить будут дикие, неприрученные порывы ветра? Нет. Я не там. Я здесь, где оставаться и должна.
Я воспитала свою реальность тут, где воздух – жар, аромат – запах духоты лета, звук – раскатистое бормотание людей из другой коробки. Я знаю, как жить здесь, я знаю, как это – мечтать о пустоте.
А сейчас, стоя здесь, на самой границе реальности и сна, я понимаю: реальность реальностью и должна оставаться, а сны – снами. И тот мир, он не мой, другой… пугающий.
И я остаюсь.
Еще горстка песка под ноги и пара капель слез.
Предо мной каменная улица из бетонных коробок, за спиной – пустошь. Я ухожу глубже; и скомканная газета ищет теперь приюта у чужих ног.
20.03.2007
**Многоэтажное Небо** ~2007-2008гг.
Многоэтажное небо
[многоэтажное небо]
[многоэтажное небо]
Я смываю грим и оборачиваюсь к зеркалу.
Усталое бледное лицо, припухшие красные губы, рана на скуле… еще кровоточит. Глаза тревожно смотрят из-под мокрой челки, испуганные. Но брови сурово опускаются вниз, губы сжимаются, глаза холодеют.
Я иду сквозь зеркало. Внутрь.
Меня мягким ударом встречает свет. Рассеивается и бледнеет, оставляя капли красок, рисуя реальность. Реальность Зазеркалья.
Люди на меня не смотрят – пробегают мимо, опустив лица. Всюду высокие стены домов, хриплые звуки машин. Люди на меня не смотрят. Я смотрю на них.
Я иду сквозь одну стену, вторую и все не могу насмотреться на людей, но вот останавливаюсь. Терпеливо жду и смотрю вверх. С четырех сторон небоскребы подпирают небо без звезд, разрезают собой Зазеркалье, выкраивая свой маленький мирок.
Мирок тысячи огоньков. Свет каждого окна мерцает по-своему, и я вижу тех, кто за этими окнами живет и дышит. Простые люди. Не такие, как я. Обремененные проблемами, каких я желаю всем только в красивейшем сне. Радующиеся таким простым и прекрасным вещам, какие я забываю теперь и не захочу вспоминать, впрочем, даже завтра. Люди. Они.
Они сейчас смеются друг над другом, над собой, они сердятся и злятся, они смотрят на все вокруг, в свои окна. И видят мягкий свет. Мягкий свет соседнего небоскреба.
Много ли я плачу за то, что не вижу того же? Да. Много ли я смогу сделать, чтобы увидеть Зазеркалье в одно прекрасное утро и за своим окном? Да, много, но не сделаю.
Каждое утро я просыпаюсь в холодном поту, я задыхаюсь от кошмара, приснившегося мне. Я иду вдоль улиц и не вижу ничего, прихожу в себя лишь перед зеркалом. Наношу грим, укутываюсь в одежды, прячу руки в перчатки и ухожу прочь. Прочь от зеркала, чтобы не видеть цены за то, что я вижу потом.
В руках бинокль. За спиной три друга. Впереди бесконечность, очерченная горизонтом. Я в силах смотреть вперед, я в силах жить и дышать, видя Небо. Свободное, парящее надо всем Миром Небо. Я знаю, чего хочу – преодолевать бесконечность. Я знаю, что имею – секунду. Я знаю, что получу – суть своего существа. В конце. Конце бесконечности.
Я знаю слишком многое.
Люди. Они. Они слепо смотрят на мягкий свет в окне и понимают, что что-то идет не так. Но что? Единицы понимают, а остальные лишь раздраженно отворачиваются от окна, потому что им неприятно смотреть на многоэтажное небо. Им больно биться взглядом о стекло своего аквариума и не понимать, что происходит.
Человек – маленькая песчинка в огромных песочных часах, каждый раз переворачиваемых чьей-то заботливой рукой. Он беспомощен, пока он в потоке таких же, как и он. Но он прекрасен, потому что он един в своем исполнении. Даже песчинки не похожи друг на друга.
Он красив и беспомощен. Злая шутка создателя. Красота и слабость.
Я не вижу утром того, что видят они. Они. Люди.
Я опускаю глаза. Нет сил смотреть в многоэтажное небо, такое суровое и безжалостное в разрушении человеческой красоты и даже наигранной силы. Я иду обратно. Сквозь стену, вторую, окунаюсь в зеркало. Ухожу из Зазеркалья. Наружу.
Я когда-то забуду про тот мирок, а пока он мне нужен. Я каждый день просыпаюсь в надежде не проснуться, чтобы не испытывать того, что испытывает каждый, кто не сумел разбить аквариум.
Я помню, как это было сложно и больно. Сначала, избавление от красоты, данной при рождении. Спас грим. Потом – наигранная сила, дающая веру в собственные возможности, ставшая в одно обременительное утро настоящей, тяжелой, постоянной, не дающей способа больше оставаться там, где оставаться нужно красивым и слабым. Позже – друзья. Отчаянные, как и я. Засыпающие, чтобы не проснуться.
И я, и они бежали от многоэтажного неба без звезд за бесконечностью, очерченной горизонтом, с одной лишь секундой и мечтой в кармане. И они, и я променяли красоту на силу. Силу смотреть в свободные облака впереди, силу мириться с тревогами оставшихся в Зазеркалье, силу верить в их пробуждение когда-то.
Оборачиваюсь к зеркалу. Тут я. Бледность и усталость в лице, тревога и одновременно холод в глазах. Да уж…
Завтра нужно будет вернуться в Зазеркалье, раз я жалею сейчас. Еще раз взглянуть в многоэтажное небо и убедиться в том, что просыпаться нужно, чтобы не проснуться там, за теми злосчастными окнами.
19.06.2007
Добавлено 20.06.2007:
Человек по природе устроен так, чтобы природе своей противоречить.
Три цикла. Это лишь отрывки. Обрывки. Шмотки.. Очень сложно выделить что-то одно из времени соответствия и в то же время хочется, чтобы некоторые подводные камни остались подводными - спокойнее знать, что ты одна знаешь на самом деле этот путь. Тот или иной. Хотя, в итоге, один единственный. Мой. Знаю, помню, но еще не до конца поняла. От этого - храню. Так, как это было.
@темы: циклы