Астане.

Города, в которых есть река, похожи на саму жизнь, на человека. Так же, как и в нас, в таких городах есть движение, начавшееся за его пределами и за пределы его уходящее. Мы тешим себя мыслью, что можем построить реке набережную, отсоединить от нее канал и направить его, куда нам хочется. Нам все кажется, что река – в наших руках, в пределах нашего постижения, что раз она связана с городом, то никуда ей уже не деться из железобетонных объятий человеческих логики и эмоций.
Но никогда реки не втекали в города. Города возникали у рек. Люди, чувствовавшие опору и силу реки, шли к ней, жили у самых ее берегов, страшась, но любуясь мощью движения, пришедшего из-за обозримого ими горизонта и мерно стекающего в запределье.
В городах, где есть реки, ты всегда чувствуешь запах воды. Он сетью раскидывается даже туда, где города уже нет, дотрагивается хотя бы мимолетно каждого, когда от речной глади отражается первый луч солнца. Это касание не позволяет тебе забыть о беспредельном движении где-то в сердце дребезжащего мегаполиса. Это касание на границе твоих сна и пробуждения напоминает тебе о легенде – об океане. Имя, которое мы дали запределью.
Как похоже это все на нас самих, на наши внутренности! На загадочный стержень, продетый в наших телах, умах и сердцах. Как пугает и завораживает такое реальное воплощение необъяснимого плеска наших душ, когда ты смотришь на величественную реку, нитью перемежающуюся с пространством многоэтажного полотна. Мерещится, что над горизонтом на миг возникает океанская гладь, которой ты жаждешь больше всего на свете.
Печальны города, в которых высохли их реки, как печальны люди, оставленные всяким движением. Свободные от запаха воды, народы стонут, задыхаясь пустынными ветрами. Стонут, а вид делают, будто кричат, как прежде кричали речные воды об океане, но разве можно уровнять?.. Стон, с каким цветочное тело, не вскрывая бутона, вянет и гниет, никогда не будет подобен драматичному вскрику, с каким лепестки открываются солнцу и кислороду. В городах, в которых есть реки, цветы цветут особенно кроваво, особенно живо: они пьют из вод, движимых мечтой о самом океане!
Смотрю на клумбы у Ишима, на потрепанные петуньи, закованные в бетонные бордюры, но отливающии живой кровавой искрой, с тоской и улыбкой. Хочется однажды – хотя бы на мгновение! – быть похожей на них.