Фикшен по ТН, ты ли это? о.О

АВТОР: Royal Pingvin Nagasaki
ФАНДОМ: Tokio Hotel
НАЗВАНИЕ: Утренний
СТАТУС: Закончен
КАТЕГОРИЯ/ЖАНР: Het, General, Mini
РЕЙТИНГ: нет его
ПЕРСОНАЖИ: Том|ОЖП
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: О важности утра. И одного конкретного утра в частности.
ЦИТАТА: «Живой человек. Это же такой реликт!»

САУНД:

Утренний

Иногда кажется, что во сне человек более жив, чем когда бодрствует. В присутствии чужого сна мы говорим шепотом, ходим на цыпочках, осторожно-нежны в касаниях и даже во взглядах на спящего. Вдруг видим – он дышит. Впадаем в панику, когда вдохи человека во сне истончаются настолько, что, кажется, - исчезают.
Мы более внимательны к чужому сну, чем к чужому не-сну: днем совсем не важно чужое дыхание, его подменяют распахнутые глаза, которым кто-то придумал имя «зеркала души». Глупости. Души не видно – соответственно, отражать нечего. А значит, и распахнутые глаза ничего не доказывают. Так жив собеседник или нет?

читать дальше

Я когда-то очень боялся спящих девушек рядом. Это значило, что придется с ними заговорить, начав каким-нибудь слащавым «Добрым утром», а это было совсем… не по-моему. Потому что я не хотел говорить с ними. Они – на одну ночь. Не включая утра. Утро слишком важно, казалось мне уже тогда, его нельзя делить со случайными.
Я и не делил. Очень долго я предпочитал выпроваживать девочек под разными предлогами сразу после дела. Их не страшно было обидеть – куда уж больше. Но они почему-то были и этому рады. Это обманывало меня, успокаивало, словно говоря: «Ты прав». Я знал, что не был, но смущенные девичьи улыбки за закрывающимися дверями моего номера легко убеждали меня в обратном.
Конечно, не всегда срабатывало: случалось напиться до потери памяти, быстрый секс и – спааать. Утро в таких случаях, как правило, выходило мутным, но по-прежнему было утром. Самой важной частью дня. Спасало, если девушки просыпались раньше меня. Чаще они уходили даже до того, как я продеру глаза; иногда оставались, чтобы шепнуть мне полусонному на ухо томное: «До встречи», - и вложить в ладонь сложенный листок с номером своего телефона. Несколько моих пассий не стеснялись остаться принять душ. Хотя, чего им было стесняться? Их ведь вряд ли так морочила пресловутая важность утра.
Но все это было сущим пустяком, в сравнение с тем, когда я просыпался первым.
Рядом со мной дышал живой человек. Я их немного побаивался: живые всегда так и норовят умереть, - а смерть меня естественным образом отпугивала. Но именно это существование на грани меня и останавливало, словно глушило, опутывало. Живой человек. Это же такой реликт! Я, конечно, давно привык к существованию нескольких таких: родители, Билл, даже Гус с Георгом вечно храпели в автобусе так, что не заметить их живости было сложно. Но они давно мои живые люди. Они живы даже вне сна, просто потому, что я точно знаю – дышат. В остальных же я никогда не могу быть уверен.
Поэтому живой человек в одной постели со мной утром – удивителен. Он не мой, но его дыхание заставляет меня замирать, желать остановки часов, вечности рядом с чужой жизнью. Ведь жизнь – такой реликт.
Не помню, когда это сделалось дурной привычкой: ненавязчиво укутывать очередную девушку в одеяло, нежно; зарываться ей в волосы, баюкать своими теплыми вздохами по ее коже, чтобы утром проснуться первым. Сесть в кресло недалеко от кровати, курить тяжелые вишневые сигареты. Дым от таких тягуч и ленив, еле ползет, как в замедленном кино – время замедляет свой бег. Эта иллюзия стала моим наркотиком.
Но как и любой наркотик – она травила меня, потому что девушки в моей постели были случайными. И уходили. Даже если и случалось проснуться с одной и той же больше пары раз, она тоже вскоре стиралась из реальности вслед за традиционной полугодовой чисткой списка контактов из телефона.
Я аккуратно оперся о подлокотник кресла и приподнялся, чтобы дотянуться до пачки сигарет. Третья. Смешно. Ты жуткая соня: редко кто спал дольше двух сигарет.
Смешно.
Ты жуткое зелье: еще никто не просыпался со мной так часто.
Злоупотреблять сигаретами я не стал и после третьей поднялся неслышно, чтобы открыть окно. Чуть сдвинув тяжелую темную занавеску, я впустил в комнату утро. Оно свежим воздухом и еще холодными лучами солнца играло с нитями дыма в комнате, трогало и тебя, гладило по щекам. Утро слепо, но трогая твою полуулыбку, оно наверняка уже знает о тебе все, что считает нужным. Знать бы – одобряет ли? Я вопросительно смотрел в изрезанное городом небо. Я бы так хотел, чтобы мое решение зависело не от меня…
- Замерзаешь же, - через пару минут ты проснулась.
Окна я не закрыл, но под услужливо предложенное одеяло таки нырнул.
- Сссс, руки-то, руууки ледяные, - ты дрогнула в моих быстрых объятьях, а я засмеялся злорадно:
- Сама виновата.
- Я?..
- Просыпаться надо было раньше.
Ты была слишком сонной, чтобы спорить, и с тихим стоном лишь прижалась к моему холодному телу, лицом ткнувшись мне куда-то в самый затылок: на шее цветком распускалось теплое дыхание.
Я вспомнил. Мы забыли вчера заняться сексом. Я так хотел поскорее проснуться рядом с тобой, что убаюкал тебя одними лишь поцелуями. Мне хотелось убедиться – что и сегодня ты дышишь. От этой уверенности зависело мое убеждение в том, что ты жива. Да, пожалуй, если человек так часто жив во сне, то и днем он будет жив. Будет до конца своих возможностей жив! Выпивать реальность до дна, без притворств. Вот бы еще со мной…
Мне хватает сомнительных людей в жизни, тех, в ком я не уверен: дышат ли? Я не хочу оставлять их рядом с собой. Проверка тебя днем заняла не один год, украла не одно утро – это долго, мучительно, я уже отравлен и не вынесу подобного снова.
Я убедился в тебе. Ты жива.
Остальное – пустяк.
И если бы ты не дремала тихонько у меня в руках в этот момент, я бы тут же спросил у тебя:
- Будем дышать вместе как можно дольше? Хотя бы всегда???
Но я готов был подождать, пока это важное утро не сменит еще более важный день. Ведь теперь я был в тебе уверен. И этим днем мне предстояло оставить тебя рядом с собой.
Хотя бы навсегда. Для жизни.